Если ты умеешь говорить так, что у прохожих дрожат внутренности, а у ангелов от восторга лопаются нимбы,
если твои слова — как лазер, режущий тьму,
если ты владеешь словом как хирург скальпелем и как безумный монах молитвой,
но всё это не пропитано любовью,
ты не гений — ты музыкальная урна, звенящий таз из-под армейской столовой,
ты громкий идиот, который строит из слов мост в пустоту,
и по нему идёт только эхо.
если твои слова — как лазер, режущий тьму,
если ты владеешь словом как хирург скальпелем и как безумный монах молитвой,
но всё это не пропитано любовью,
ты не гений — ты музыкальная урна, звенящий таз из-под армейской столовой,
ты громкий идиот, который строит из слов мост в пустоту,
и по нему идёт только эхо.
Ты можешь знать, откуда берётся тень у души,
можешь расшифровать формулу Бога на обороте грязной салфетки,
читать мысли умерших, предсказывать курс рубля и дату Апокалипсиса,
но если твоя грудная клетка — просто сейф без кода,
если в тебе нет огня, который не сжигает, а согревает —
ты ходячая энциклопедия без страниц,
ты ничто, оформленное как кто-то,
ты — вакуум в человеческой оболочке.
можешь расшифровать формулу Бога на обороте грязной салфетки,
читать мысли умерших, предсказывать курс рубля и дату Апокалипсиса,
но если твоя грудная клетка — просто сейф без кода,
если в тебе нет огня, который не сжигает, а согревает —
ты ходячая энциклопедия без страниц,
ты ничто, оформленное как кто-то,
ты — вакуум в человеческой оболочке.
Ты можешь продать всё: квартиру, почку, зубы мудрости,
можешь спалить своё тело ради великой идеи,
или в благотворительности утопить свою личность,
но если в тебе нет любви — ты просто хорошо обученный манипулятор с комплексом мессианства,
не святой, а бухгалтер кармы, который сдал отчёт в Ад без копии в Рай.
И всё твоё “жертвенное” станет позой на сцене без зрителей.
Ты сгоришь — и не согреешь никого. Только мусорный запах останется.
можешь спалить своё тело ради великой идеи,
или в благотворительности утопить свою личность,
но если в тебе нет любви — ты просто хорошо обученный манипулятор с комплексом мессианства,
не святой, а бухгалтер кармы, который сдал отчёт в Ад без копии в Рай.
И всё твоё “жертвенное” станет позой на сцене без зрителей.
Ты сгоришь — и не согреешь никого. Только мусорный запах останется.
Любовь здесь не как конфетка, не как роман с Instagram-фильтром.
Она как старый пёс, который лежит у твоей двери. Не уходит. Не требует. Ждёт.
Любовь — это не чувство, а форма существования,
как гравитация. Её не видно, но если бы её не было,
всё бы разлетелось к чёрту в хаос.
Все твои добродетели без неё — как надувные спасательные жилеты на Титанике из стали.
Она как старый пёс, который лежит у твоей двери. Не уходит. Не требует. Ждёт.
Любовь — это не чувство, а форма существования,
как гравитация. Её не видно, но если бы её не было,
всё бы разлетелось к чёрту в хаос.
Все твои добродетели без неё — как надувные спасательные жилеты на Титанике из стали.
Хочешь знать, что значит “быть без любви”?
Это как писать Библию из боли, но забыть имя Бога.
Это как построить храм из света, но забыть включить рубильник.
Это как смотреть на закат и считать пиксели, а не чувствовать, как сердце говорит “живи”.
Это как делать добро, чтобы не чувствовать вину, а не потому, что в тебе это добро по-идиотски светится, не спрашивая разрешения.
Это как писать Библию из боли, но забыть имя Бога.
Это как построить храм из света, но забыть включить рубильник.
Это как смотреть на закат и считать пиксели, а не чувствовать, как сердце говорит “живи”.
Это как делать добро, чтобы не чувствовать вину, а не потому, что в тебе это добро по-идиотски светится, не спрашивая разрешения.
Ты можешь думать, что без любви ты — просто прагматик.
Но на самом деле ты — антикварный робот, вытирающий слёзы кодом,
ты — хорошо вышитая пустота.
Но на самом деле ты — антикварный робот, вытирающий слёзы кодом,
ты — хорошо вышитая пустота.
Всё, что не из любви, превращается в шум,
в свалку гениальных попыток,
в великую иллюзию быть нужным.
в свалку гениальных попыток,
в великую иллюзию быть нужным.
Любовь — это не приправка к бытию.
Это единственный ингредиент,
без которого каша твоей жизни — просто горячий мусор.
Это единственный ингредиент,
без которого каша твоей жизни — просто горячий мусор.
Любовь долго терпит.
Как старик в очереди в поликлинике, где очередь в ад — через регистратуру.
Она не психует, что ты тупишь, не бьёт тебя в лоб за повторяющиеся ошибки,
она как вода в камне — подточит, но не ударит.
Любовь — не спринтер с батогом. Она — марафонец в тапочках,
идущий рядом с тобой, даже если ты ползёшь и материшься на жизнь.
Как старик в очереди в поликлинике, где очередь в ад — через регистратуру.
Она не психует, что ты тупишь, не бьёт тебя в лоб за повторяющиеся ошибки,
она как вода в камне — подточит, но не ударит.
Любовь — не спринтер с батогом. Она — марафонец в тапочках,
идущий рядом с тобой, даже если ты ползёшь и материшься на жизнь.
Любовь милосердствует.
Как врач, который не лечит диагноз, а человека.
Как бабушка, которая приносит тебе пирожки,
даже если ты неделю назад её предал за лайки и самолюбие.
Она не делает тебе замечаний по пунктам —
она гладит тебя глазами по сломанным местам.
Как врач, который не лечит диагноз, а человека.
Как бабушка, которая приносит тебе пирожки,
даже если ты неделю назад её предал за лайки и самолюбие.
Она не делает тебе замечаний по пунктам —
она гладит тебя глазами по сломанным местам.
Любовь не завидует.
Потому что она знает, что в тебе — океан,
а сравнивать океаны — всё равно что сравнивать глубину звёзд.
Потому что она знает, что в тебе — океан,
а сравнивать океаны — всё равно что сравнивать глубину звёзд.
Любовь не превозносится.
Она не пишет “посмотри, как я умею любить!”
Она не ведёт блог о своей духовности,
не выставляет чек на свою доброту.
Она — анонимный герой, который спасает тебя от суицида в тишине.
Она не пишет “посмотри, как я умею любить!”
Она не ведёт блог о своей духовности,
не выставляет чек на свою доброту.
Она — анонимный герой, который спасает тебя от суицида в тишине.
Любовь не гордится.
Она не носит мантии, не требует оваций,
она просто идёт, обнимая тебя изнутри,
как запах хлеба — он не орёт, но ты всё равно идёшь на него.
Любовь — это не успех, это глубокая тишина, в которой тебе не страшно.
Она не носит мантии, не требует оваций,
она просто идёт, обнимая тебя изнутри,
как запах хлеба — он не орёт, но ты всё равно идёшь на него.
Любовь — это не успех, это глубокая тишина, в которой тебе не страшно.
Любовь не бесчинствует.
Не ломает мебель, не орёт на детей, не швыряет тарелки.
Она не кричит “я всё ради тебя!”,
она просто делает, потому что иначе не может.
Не ломает мебель, не орёт на детей, не швыряет тарелки.
Она не кричит “я всё ради тебя!”,
она просто делает, потому что иначе не может.
Любовь не ищет своего.
Она не бизнесмен, не менеджер по ресурсам.
Она — нищий монах, который всё отдаёт,
зная, что, возможно, взамен будет только плевок или молчание.
И всё равно продолжает — потому что у неё нет второго сценария.
Она не бизнесмен, не менеджер по ресурсам.
Она — нищий монах, который всё отдаёт,
зная, что, возможно, взамен будет только плевок или молчание.
И всё равно продолжает — потому что у неё нет второго сценария.
Любовь не раздражается.
Хотя имеет все основания.
Она — как лампочка, которую бьют по сто раз,
но она продолжает светить,
потому что не из-за тебя светит, а из себя.
Хотя имеет все основания.
Она — как лампочка, которую бьют по сто раз,
но она продолжает светить,
потому что не из-за тебя светит, а из себя.
Любовь не мыслит зла.
Она не ведёт бухгалтерию обид.
Не шепчет “ну я тебе припомню, подонок”.
Она не хранит в себе токсичные досье,
не сидит с прокурором внутри.
Она — амнезия, освящённая светом.
Она не ведёт бухгалтерию обид.
Не шепчет “ну я тебе припомню, подонок”.
Она не хранит в себе токсичные досье,
не сидит с прокурором внутри.
Она — амнезия, освящённая светом.
Любовь не радуется неправде.
Она не говорит “так ему и надо”.
Не пляшет на чужом позоре.
Любовь — это та, что плачет даже над врагом,
если он стал меньше человека.
Она не говорит “так ему и надо”.
Не пляшет на чужом позоре.
Любовь — это та, что плачет даже над врагом,
если он стал меньше человека.
Любовь сорадуется истине.
Даже если истина — это, что ты был говнюком.
Любовь рада, что ты это понял.
Потому что теперь ты можешь выбрать свет.
Даже если истина — это, что ты был говнюком.
Любовь рада, что ты это понял.
Потому что теперь ты можешь выбрать свет.
Любовь всё покрывает.
Как одеяло в январе, когда ты голый.
Она обнимает твою дрянь и грязь,
не для того, чтобы одобрить,
а чтобы дать тебе шанс выжить.
Как одеяло в январе, когда ты голый.
Она обнимает твою дрянь и грязь,
не для того, чтобы одобрить,
а чтобы дать тебе шанс выжить.
Любовь всему верит.
Даже если ты подвёл тысячу раз.
Она верит, что в тебе есть остаток света,
хоть и запечатанный в бетон.
Даже если ты подвёл тысячу раз.
Она верит, что в тебе есть остаток света,
хоть и запечатанный в бетон.
Любовь всего надеется.
Как мать, которая пишет письмо сыну в тюрьму.
Как птица, строящая гнездо в разрушенном городе.
Как сумасшедший святой, который верит,
что даже чёрт может однажды заплакать.
Как мать, которая пишет письмо сыну в тюрьму.
Как птица, строящая гнездо в разрушенном городе.
Как сумасшедший святой, который верит,
что даже чёрт может однажды заплакать.
Любовь всё переносит.
Раны. Предательства. Молчание. Забвение.
Она не бессмертна — но умирает каждый раз, чтобы воскреснуть.
Она не про комфорт — она про истину.
Раны. Предательства. Молчание. Забвение.
Она не бессмертна — но умирает каждый раз, чтобы воскреснуть.
Она не про комфорт — она про истину.
Любовь никогда не перестаёт.
Потому что она не связана с тобой.
Она связана с бытием.
Это не твой поступок — это вибрация самой реальности.
Ты можешь её заглушить, но она всё равно будет звучать внутри всего живого,
как пульс у космоса.
Потому что она не связана с тобой.
Она связана с бытием.
Это не твой поступок — это вибрация самой реальности.
Ты можешь её заглушить, но она всё равно будет звучать внутри всего живого,
как пульс у космоса.
Пророчества умолкнут.
Языки исчезнут.
Знание обнулится.
Твой интеллект, карьера, даже твои “глубокие инсайты” —
всё это пыль в чреве вечности.
Языки исчезнут.
Знание обнулится.
Твой интеллект, карьера, даже твои “глубокие инсайты” —
всё это пыль в чреве вечности.
Останется только одно — как ты любил.
Теперь мы смотрим, как сквозь мутное стекло.
В гадание, в тени. Мы думаем, что знаем —
а на самом деле видим отражение от куска фольги.
В гадание, в тени. Мы думаем, что знаем —
а на самом деле видим отражение от куска фольги.
Но будет день, когда мы увидим друг друга лицом к лицу.
Не как враги. Не как роли. Не как ошибки.
А как то, что мы всегда были —
одно существо,
разбитое на миллиарды форм.
Не как враги. Не как роли. Не как ошибки.
А как то, что мы всегда были —
одно существо,
разбитое на миллиарды форм.
Ты был младенцем — ты обижался, кричал, защищал своё.
Пора стать мужем. Или женой. Или кем угодно зрелым.
Пора оставить капризную душу и научиться любить
не потому что надо, а потому что иначе ты не ты.
Пора стать мужем. Или женой. Или кем угодно зрелым.
Пора оставить капризную душу и научиться любить
не потому что надо, а потому что иначе ты не ты.
Останутся вера, надежда и любовь.
Но любовь — больше.
Потому что вера — это шаг.
Надежда — это взгляд.
А любовь — это то, кто делает этот шаг и смотрит этим взглядом.
Но любовь — больше.
Потому что вера — это шаг.
Надежда — это взгляд.
А любовь — это то, кто делает этот шаг и смотрит этим взглядом.
И потому, если ты ещё жив —
люби.
люби.
Люби тех, кто не умеет говорить, и тех, кто говорит слишком много.
Люби тех, кто обидел, предал, ушёл,
и тех, кто до сих пор боится подойти.
Люби тех, кто плачет чужой болью, и тех, кто радуется злу —
потому что им больше всего не хватает любви.
Люби собак, людей, предков, соседей, богов,
любовь к дереву тоже считается.
Люби, как будто ты последний сосуд,
через который мир может почувствовать,
что жить — не бесполезно.
Люби тех, кто обидел, предал, ушёл,
и тех, кто до сих пор боится подойти.
Люби тех, кто плачет чужой болью, и тех, кто радуется злу —
потому что им больше всего не хватает любви.
Люби собак, людей, предков, соседей, богов,
любовь к дереву тоже считается.
Люби, как будто ты последний сосуд,
через который мир может почувствовать,
что жить — не бесполезно.
Люби так, как будто это последнее, что ты можешь подарить.
И это будет достаточно.
Даже если не поймут.
Даже если не скажут спасибо.
Даже если не заметят.
И это будет достаточно.
Даже если не поймут.
Даже если не скажут спасибо.
Даже если не заметят.
Потому что любовь — единственная валюта, которая имеет смысл, когда вся экономика души рушится.
Автор: Псикус Таткин (П. Твардовски)
1 Коринфянам, гл. 13 (Синодальный перевод):
-
Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.
-
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.
-
И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы.
-
Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится,
-
не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла,
-
не радуется неправде, а сорадуется истине;
-
всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит.
-
Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
-
Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем;
-
когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится.
-
Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.
-
Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.
-
А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше.
